Драма эта должна быть "новой", но это не должно быть заметно, особенно на театральной сцене. Актеры должна играть так, как Чехова и даже Островского. Как ставить? Об этом думать не хочу. Сам ставить не буду. Мое дело написать. Точка. Не отвлекаться! Книга Дурака 2006 (Antohins II: Anatoly) ru
|
СЦЕНА (как меняются декoрации, они становятся "нереальными", как по памяти, из воображения.)ОТЕЦ. А этот дворец, что в Вирджинии, что тоже с землей был? Как дача?
СЫН. Может больше. За домом побольше, чем твой участок и перед улицей
ОТЕЦ. С колоннами? Сколько колон?
СЫН. Не помню. Восемь, двенадцать, да деревянные они, покрашены такой краской с песком, кажутся каменными. Деревья стырые, большие, и парк за забором, мальчишки собаку дразнили. Я думал всех соберу, чтобы у каждого своя комната была, а первый этаж для всех, гостинная, стовая, веранда, кухня большая, больше, чем наверху...
ОТЕЦ. Сколько комнат говоришь? Двенадцать? И подвал? Большой? Пол цементный?
СЫН. Папа, да нет у меня этого дома больше. Он в Вирджиниии остался! И на Аляске нет. Мы все продали, бросили, когда сюда собирались...
ОТЕЦ. Надо мне было мать слушать, она умная была. Отец, говорит, скажи ему, чтобы не ехал, но ведь ты наша кровь и плоть, и детки, внуки, да и ты лучше нас знаешь что почем. Он знает, если едет, значит на поправку все пойдет. А сердце кричит, разрывается. Хочешь? Давай по рюмочке. Она тебя так любила. Ты первенец. Больше ведь Антохиных нет. Ты "синочик" ... (Смеется) Давай наливай. Я эту заразу не люблю, но случай такой. Ты мне скажи, а в подвале-то что?
СЫН. В каком подвале? В Вирджинии? Да ничего. Пустой. Целый этаж.
Звуки, радио из прошлого, но на анлийском? Кубинский кризис.
ОТЕЦ. Вот книгу читаю. Про те времена. Теперь все печают. Про лысого и Кубу, как мы от атомной войны едва спаслись. Я ведь жил тогда, все мы жили. На работу ходил. Придем с Лидой с работы, ты и Оля обниматся, обедали. Ничего мы не знали. Ну про, как его, Фиделя, знали, а что, почему друзья такие? Мать тоже часто спрашивала - как же так мы ничего не знали? Это когда перестройка пошла, тогда. Что мы знали? Разве знал я тогда, что такое счастье? Не помню, но это сразу после родома, я тебя поднял, а ты мне в рот написал... (смеется) Тогда я знал, вот оно, счастье...
СЫН. Папа...
ОТЕЦ. А потом....
СЫН. Отец....
ОТЕЦ. Это я, все я. Не ценил. Убить меня надо! Я бы руки себе обрубил, за то, когда ты из дома ушел....
СЫН (обнимает его). Я не ушел...
ПАПА. Поем! (включает запись, фотовспышка)
МАМА. "Не слышны в саду даже шорохи"...
[ Толя играет. Звонок в дверь, все кричат. ]
Когда "описаний" становится слишком много, они не от сюда, а из "Века Антохиных" (слева). Надо придумать такие "знаки" перехода -- фотографии? А возвращения от туда? Весь "секрет" этой пара-драмы в "сносках", тут и "словарь" превращается в пьесу. Тот самый разговорник по-французски, из которого была рождена драма абсурда. А теперь -- Вы, "Который Читает", создает смыслы. Зритель. Зритель-Читатель = Исполнитель. (Это все в каталоге "Идельный Театр", там вся философия, по-английски). "Тот, Который Читает" -- как музыкант, по нотам?